Пусть помолчат

    Ушатанное в хлам редакционное «Пежо» петляло по немытому городу, объезжая бесконечные пробки и  бренча всеми своими абээсами и круиз-контролями. Под ядрёной московской грязью и голубиными бледными кляксами гордо читалось слово «елевидение». Буква «т» когда-то была на правой задней дверце, но дверца осталось на перекрёстке Ясная-Бардина, когда там ремонтники всё за ночь разворотили, а заворотить назад не успели. Вот и занесло «пыжика», когда летела ударная группа репортёров снимать очередной замес с кучей жмуриков. Повезло ещё, что самих снимать никому из конкурентов не пришлось…. А то было бы в новостях : «сегодня, при выполнении служебного задания в полном составе была размазана асфальтовым катком съёмочная группа телеканала  …», и сдерживающая ухмылку рожа ведущего от тех самых конкурентов….

      Такие похмельные мысли беспорядочно крутились в начинаюшей седеть коробке  оператора Макса.  Мысли перескакивали с одной на другую, когда «пыжик», не снижая скорости перемахивал лежачих полицейских. И дёрнула его нелёгкая влезть в эту телевизионную хренотень…  Предлагали же ассистентом к мэтру нашему одному, снимал бы сейчас бесконечные закаты для заумных фестивальных шедевров, имел бы свой трейлер с унитазом и какую-нибудь малолетку из приблудных… Правда, тут хорошие деньги, но - сдельщина, соответственно - чем больше дерьма в нерезиновой, тем больше бабла в ведомости. Так что, не спи спокойно, любимый город, а то опять, как в студенческие годы, придётся похмеляться зубной пастой….

   А сегдня с утра - сто пятьдесят «Пенни Пакера» и на работу. Слава богу, свои колёса не нужны, отдыхают под брезентом. Сегодня самая нелюбимая часть операторской рутины – съёмки в больничной палате для очередного телешоу очередного парализованного несчастного в присутствии сопливых родственников….  А-а, ладно, переживём, не такое переживали.

     Зайдя в палату, Макс вспомнил это лицо на фоне желтоватой подушки. Только в прошлый раз он его видел на фоне окровавленной фаты, с застрявшими в кружевах кусочками черепа и  мозгов. Досталось тогда этому свадебному кортежу…  Шесть машин в кашу, гости и жених все целые, только поцарапанные, а невеста одна трезвая была, вот и дышит теперь от насоса…

  Пока ставили свет и редактор совал красноглазому несостоявшемуся мужу бумажку с его ответами на вопросы ведущего, Макс курил на  лестнице в компании молодых медсестёр, объясняя перегар бессонной ночью в казино и записав попутно пару телефонов на сегодняшний вечер.

    Начав снимать, профессионально скользя камерой  по равномерно тяжело вздыхающему цилиндру искусственной вентиляции лёгких, Макс заранее знал всё, что будет в ближайшие пару часов.  Ведущий будет усиленно выжимать слезу из уже давно всё выплакавшего молодого человека, заведующая отделением в новёхоньхом халате и брюликах в ушах бесстрастно прочитает на камеру о многочисленных переломах, разрывах внутренних органов и о шестимесячном отсутствии реакции на внешние раздражители, его, Макса, попросят долго снимать крупным планом руки с воткнутыми капельницами и утку под кроватью. Интересно, зачем девушке-пациентке утка? – эта идиотская мысль не давала ему покоя. Потом, прислушавшись наконец-то к лепету этого почти ещё мальчика, терзаемого циничными телевизионщиками, понял – утка для него. Он же тут и по ночам сидит, топать по коридору стесняется, вот и выпросил для себя. Да, железный малый… Пол-года, это вам не шутки… Макс стал наблюдать за экзекуцией уже не только с профессиональным, но и с каким-то человеческим, мужским интересом.

     Тяжело идёт, вяло….  Видно, что устал парень уже от всего и эти съёмки ему ну никак не в дугу. Но денег ему нормально предложили, а они ему теперь ох, как нужны -  растение это своё содержать… Бросит, всё равно бросит. Пятнадцать лет Макс с камерой наперевес таких вот снимает и всё знает наперёд. Сначала – сидит, потом будет приходить раз в день, потом – раз в неделю, потом….потом её ещё подержат из вежливости недели две на бюджете, да и отключат тихонько. Да и правильно. Их таких только по Москве за сутки двадцать-тридцать. Через месяц – все больницы в тишине будут выращивать  такие вот «тюльпаны»…. 

   ..а красивая девчонка. Хоть и перекошенная малость. Ресницы длиннющие, как у Светки…  Светочки, Светлячка, Светлосеренькой моей…  позвонить, что-ли сегодня?…  опять скажет, что спьяну вспомнил… эх… ладно, работаем крупный план жениха, потом рука с микрофоном, фальшиво-скорбный тройной подбородок ведущего, медсёстры и этот идиотский букет, купленный на деньги редакции и записанный в смету, как  «разное»…

     Что-то совсем серо и уныло….  Думаю, сейчас этот утырок опытный какую-нибудь провокацию пацану устроит для оживления зрительских масс. Мастер он на такие штуки. Во-во, уже воздуха набрал…  Макс опытным глазом заметил подготовку ведущего к чему-то громко-противному и взял крупный план.

  - А скажите, молодой человек, вам не надоело так вот сидеть сутками, глядя на безнадёжное тело вашей когда-то любимой, вытирать ей влажный подбородок, поворачивать от пролежней, бегать за памперсами и оплачивать счета?  Ведь вам же только двадцать лет, вы красивы, а вокруг столько девушек! Как вы относитесь к эвтаназии? Я понимаю, у нас она официально запрещена, но ведь то официально. Можно как-то договориться с персоналом, всё же дешевле будет, а?

     Макс этого звездобола знаменитого давно знал, знал, что тот может пукнуть, беря интервью у патриарха, но тут и он опешил. И даже пощупал в кармане электрошокер. Охраны съёмочной группе не полагалось, а ситуации бывали всякие. Кажется, мы на пороге грандиозного рейтинга….

      Сидящий на краешке кровати молодой человек поднял усталое лицо, будто собираясь с мыслями и почти шёпотом начал говорить.

    - Что значит – когда-то?  …всегда-то…    она ещё маленькая была, я старше на три года, так она из озера выскочит, в песок плюхнется и лежит вся чумазая, а я сижу, смотрю и думаю – это я лежу….  Часть меня. Ну, как нога там или рука…  За грибами пошли, она – бах! –в  цветы и лежит в ромашках, на небо смотрит, а у меня слёзы от солнца. Потому что это мои глаза…. Недавно утром, она спит под простынкой, а я на локте над ней завис и вижу её сны…

    Голос у пацана стал резко повышаться, постепенно доходя до степени громкого шипения.

   - Ты вот говоришь – вытирать ей подбородок….  Да это мой подбородок! И когда у неё слюни бегут – мне мокро! Мне, понимаешь? Нет у неё пролежней, потому что у меня затекает всё! И я знаю, как повернуть, а не эти медсёстры, потому что мне сразу легче становится, мне, понял?

 Телевизионщики напряглись, потому что парень явно переставал владеть собой. Надо отдать должное старому толстому цинику, он не испугался. А дал знак Максу во что бы то ни стало продолжать снимать. Да Макс и сам не пальцем деланный, это же и его деньги тоже….   А в это время голос парня уже перешёл на крик, иногда срываясь в смешной щенячий фальцет.

   - Ты говоришь – вокруг столько девушек! А слабо тебе, гнида, на блядки сорваться, когда твои яйца дверью зажаты?! Ты, упырь, хоть понимаешь, что это я тут лежу, я! Я жру уже пол-года растворчики через трубку и худею ровно настолько, насколько и она! Ты хоть понимаешь, что эвтаназия для неё возможна только одним способом – если я себе пулю в башку пущу, то и она сразу кончится, потому что  я – это она! Не надо ничего нажимать или выключать! Пока я живу – она живёт, пока она живёт – я живу, и наплевать, что она молчит и не шевелится и ходит под себя! Наплевать, понял?! Потому что сейчас она живёт мной, потому что я – живу ей! ну неужели это не понятно?! И будет жить! Потому что она – это я….

 Парень устал кричать, как-то сник, опустился на кровать и отвернулся. Плечи у него задрожали, стали слышны подавляемые всхлипы…  Макс не видел, но мог поспорить, что у того сейчас по-детски дрожит подбородок. Профессиональным, неконтролируемым движением Макс перевёл камеру на лицо лежащей девушки и стал медленно приближать.  

   …из-под закрытого века тихонечко набухла маленькая слезинка и робко поскользила по  щеке к уголку рта и там застряла….

отсюда