прощание с осенью

«Не исчезай, пожалуйста…Пиши, прошу тебя, пиши…Это – надо», - прочла она с монитора. Стараясь унять дрожь, вытащила линзы из глаз и взяла конфету. Осень в этом году какая-то… жестокая какая-то. А вместо слов и теплоты рук в его ладонях – мерцающий монитор. А вместо мыслей – сплошная истерика. И вместо чувств – хаос.
Она надела теплую кофту, носки, тапочки и открыла редактор. Посмотрев в пустую страницу с минуту, откинулась на спинку кресла и задумалась: « С чего начать?
Знаешь… Помнишь
Вот, видишь, я совсем не понимаю, где найти слова. Слов больше нет.
Что рассказать тебе? Что у меня все хорошо, что я довольна, полна надежд, что мне весело, что я счастлива? Нет?
Или что я безумно скучаю, ищу тебя в толпе, машинально, почти не сплю, почти не ем? Что кусаю в кровь губы? Пишу чернилами письма в никуда и сжигаю? Тоже нет?
Ну и что рассказать тебе, когда нет слов, и когда ты уже все знаешь?
О чем говорить, если молчать в монитор – глупо?
И о чем молчать, если главное – так и не сказано?
Или сказано?
Не помню…»
Она скатала катышек из фантика, и стала нервно стучать им по столу.
«Как я живу, чем занимаюсь? Живу, занимаюсь… В общем, все как всегда. За одним маленьким исключением. Знаешь, я стала ходить», - она закусила фантик зубами и рассмеялась, - «Да, ходить. Понимаешь? Шаги, шаги, шаги… По дому. Из угла в угол. Из угла в угол. И обратно. А ты требуешь слов, радости, действий. Жизни.
А хочешь, я распахну настежь окна? Чтобы ветер ворвался в пыльную (не от пыли, нет, от неизменности) комнату, разметал бумаги, занавески, стучал всеми дверьми, шумел, нагнал хаоса и заставил метаться по комнате, ища убежища, застоявшееся тепло? И тогда вернется жизнь, ритм, движение, и подхватит, и понесет с собой? Туда, где ветер в лицо, скорость, адреналин? Хочешь? Для тебя? Нет?
А хочешь… Впрочем.
Ты же знаешь, как я устала. И не жалей меня, нет, ведь я этого хотела сама, я ведь знала, что так будет. Это ведь я хотела безумной страсти, так, чтобы до слез, до истерик, а ты тут ни при чем. Почти ни при чем. Ты хотел нежности и любви, искренности, тепла. А вовсе не поглощающей, сметающей все, убивающей страсти. За что тебе эту боль?
А еще… Вот сейчас за окном солнце. И тепло. А дома холодно, хоть и горит камин. Но я не выхожу, я сижу и мерзну. А хочешь – выйду? К теплу и солнцу, к свету, в день, в жизнь? Хочешь? Да, я так и сделаю. Сделаю для тебя. И пусть солнце в глаза, а я буду щуриться, и улыбаться, для себя одной, или для тебя, одно и то же.
Вот прямо сейчас и пойду. Прямо вот сейчас. Только напишу пару строчек, чтобы редактор не смотрел сиротливо пустой страницей. И название дурацкое. Я не буду прощаться с осенью, я скажу ей «здравствуй». Здравствуй, осень, что ли. Я вернулась. Так и напишу. Только сначала сделаю еще кое-что».
Она сгребла в кучу тетради, чернила, обрывки стихов, фотографии, смяла и выбросила в мусоропровод.
«К чертям собачьим»
Подвинула клавиатуру удобней, надела линзы и напечатала:
«Исправить прошлое. Продолжение»