так ли это?

Страха не было.
Он стоял со связанными сзади руками, с повязкой на глазах. По обе стороны от него стояли люди. Он не знал их. Его не волновала их судьба.
В воздухе неприятно пахло чем-то, он знал, что пахло кровью. Он знал этот запах.
Запах смерти.
Он столько раз смотрел ей в глаза,  заглядывая за черту через глаза других людей, низших людей, которых отправлял на смерть. Он слишком хорошо знал смерть, чтобы бояться.
Что-то прокричали, и зазвенело железо. Винтовки наизготовку.
Сейчас всё закончится.
Раньше он всегда стоял по другую сторону, что ж, сейчас настал его черед. Всё вполне закономерно.
Всё будет быстро, боли не будет, его не станут мучить.
Он знал о боли всё. Он мог сделать её невыносимой, мучительной, когда для человека не оставалось ничего желанней смерти. Он мог сколько угодно долго удерживать человека на грани безумия, в сознании, и он знал, что это было мучительнее всего. Тогда терялся человеческий образ, пропадала мораль, исчезали принципы, тогда открывались инстинкты, самые низменные, животные инстинкты. Тогда он был почти Богом, он мог сделать с сознанием всё, что пожелает, перепрограммировать его по-своему.
Его называли зверем, не ведающим пощады, не знающего милосердия, лишенным эмоций.
А он был кукловодом, мастером в своем деле, он расчленял сознание по кусочкам, и складывал мозаику по своему усмотрению.
Раздалась команда. Залп. Он слышал и не слышал. Он думал, как странно, что в этот момент он думает о каких-то совершенно посторонних вещах, и заинтересовался игрой своего подсознания, которое не замечало истинный момент жизни. Не желало замечать.
Это в нём начинали говорить инстинкты. Включилась защита сознания.
В груди почувствовалась тупая боль, гул в ушах, во рту вкус крови. Почему-то вспомнился малиновый пирог, залитый солнцем сад, нарядные маман, брат, и сестра, свежесть перед вечерней грозою…
Он почувствовал, что падает. На секунду в нем шевельнулся страх, но холодный разум быстро подавил его. Даже сейчас он с интересом наблюдал за собой, сейчас он являлся собственным подопытным существом. Инстинкты не победили, его натура ученого не изменила ему до конца.
Это конец. Всё вдруг стало далеко и неважно. Мысли исчезли.

***

Туннель.  Темный, бесконечный туннель и свет впереди. И он со страшной силой мчался к свету. Время не ощущалось, отсутствовало само его понятие. Где он, кто он? Больше не было плохого или хорошего, важного или не важного. Были только свет и тьма.
Свет затянул его.
Он остановился и, наконец, осознал себя. Он был каплей в океане таких же, как он, он был с ними един и в то же время нет. Он знал их, как самого себя, и не знал так же, как не знал и сам себя. Ни мужчина, ни женщина, ни взрослый, ни ребенок, ни старик. Все сразу и ни один из них.
Вокруг было много таких, как он. Хотелось единства. Каждый из них был несоизмеримо важен. Все вместе и каждый по отдельности.
Светом были два существа. Они обратили внимание на него и он тут же оказался перед ними.
- Вот он, нашлось.
- Да, этот почти готов.
- Два-три раза?
- А если за раз?
- А справится?
- Должен. Посмотри внимательней.
- Да, он уже начинает понимать. Надо предложить. Но если не справится…
- Поговорим с ним. Он достаточно силён.
Они приблизились к нему настолько, что он оказался в их поле, и не видел больше никого.
- Что ты чувствуешь? – спросил один из них.
- Всех…и ничего. Не могу сказать.
- Что ты помнишь?
- Туннель…
- Кто ты?
Он задумался.
- Один из них. Один из вас. Они, и вы - часть меня. Но я только один из вас.
- Ты хочешь единства?
- Да!
- Но что-то мешает?
- Да.
Существа окружили его.
- В тебе нет гармонии. Единство без гармонии невозможно. Ты уже близок, но от тебя зависит, один шаг ты сделаешь ей навстречу, или несколько.
Он не понимал.
- Сейчас ты вспомнишь всё. И всё поймёшь.
В сознании пронеслась череда картин: детские качели, пудреница, белый чепец, свадьба, радость и страх перед рождением ребёнка, пожар, люди, солдаты, копьё в груди… Лохмотья, голод, пьяная драка, ворованные куры и поросята, эшафот… Церковь, монахини, запах ладана, святость, набожность…Набедренная повязка, дротики, полуголые черные люди вокруг, раненый носорог… Женщина в возрасте, уязвленная в самое сердце тем, кого любила, отверженная всеми, проказа, обрыв над рекою, стремительная, обжигающая легкие, вода…Балы, роскошь, чопорные леди, предупредительные вымуштрованные слуги, борзые, одинокий старик в постели, выбирающий, кому из наследников оставить миллионы… СС, концлагеря, изощренные пытки,  истощённые, полубезумные люди, запуганные дети, грязь и мор, отвращение и презрение к низшим расам, пытливость ума ученого, крики, плач, мольбы, агония, предсмертные судороги… Это всё он…
- Что ты знаешь о страхе? О боли? О любви? О подлости? О терпимости? О смирении? О милосердии?
- Я знаю всё о страхе и о боли…
- Многое, но не всё. Твои познания однобоки. Ты должен узнать их с другой стороны. Сколько шагов за раз ты готов сделать? Подумай.
Он задумался. Каждое, в полной мере, само по себе уже много. А всё вместе…
- За раз? – спросил он самого себя.
- Тебе придется познать их все за одну жизнь. Ты готов? Ты справишься?
- Я справлюсь.
Он чувствовал в себе достаточно силы.
- Так и решим. Всё будет хорошо.
Существа исчезли.
Он оглянулся вокруг. Теперь он выхватывал взглядом любую фигуру и без труда прочитывал все её перевоплощения.
Он опять понесся по туннелю к свету. На этот раз там было много светящихся существ. Они ждали его. По молчаливому одобрению он понял, что на верном пути.
- Ты станешь одним из нас, - сказал ему кто-то.
- А потом?
- Потом ты будешь помогать всем им, достичь гармонии. Всё происходит так, как должно происходить, все проживают то, что должны прожить.
- Для чего всё это? Что дальше?
- Дальше свет. И что-то похожее на то, что вы называли Большим Взрывом.
- Зачем?
- Новая жизнь. Новый виток развития. Ты поймешь, когда вернешься.
Опять туннель.
Свет. Боль. Страх.
- У вас мальчик! – сказали где-то.

***

Работал телевизор. Дети возились на ковре, жена гремела сковородой на кухне. Даже не верится, что все мотания позади. Они в Москве, у него есть работа, и надежда на будущее.
Азат заглянул на кухню. Феруза готовила лагман на ужин. Он вспомнил, что всегда был влюблён в нее, еще с тех пор, как узнал, что бывают мальчики и девочки. Тогда весь аул подшучивал над малолетним женихом, а Феруза убегала в слезах в свой двор. Они были соседями. Азат не представлял своей жизни без Ферузы.
- Папа, папочка! Смотри, что я построил!
Маленький сынишка гордо демонстрировал башню из лего. Азат подхватил его на руки. Радостные, сияющие глазенки сына вызывали огромную нежность в его душе.
- Ух ты! Какой же ты молодец! Смотри, Феруза, у нас растет маленький строитель!
Феруза улыбнулась мужу и сыну.
- Пойдет, углым, где твоя сестра? Пойдем, поиграем в паровозики!
Айгуль примостилась с пультом возле телевизора. Копия своей матери, она была чуть живее характером и смелее. Он обожал её.
На следующий год Айгуль пойдет в школу, у нее появятся ухажёры, и тогда он будет очень ревновать, а Феруза его успокаивать, напоминая ему, как сам он ухаживал за ней.
Интересная штука, жизнь.
- Айгуль! Брось телевизор, забирайся на папу! Покатаемся на паровозике!
- Паловозик, паловозик! – радостно закричал трехлетний сынишка.
Айгуль подбежала к ним. Весь вечер они возились и смеялись, пока, утомленные, не уснули прямо на диване.

Возвращаясь с прогулки домой, они набрели на щенка.
- Папа! -  испугался сынишка.
- Глупый, - Азат подхватил его на руки, - это всего лишь щенок, не нужно его бояться!
- Ты защитишь меня?
- Конечно, углым! Я никому не дам тебя в обиду.
- Ты всегда будешь меня защищать?
- Всегда-всегда!

Они вынырнули из теней неожиданно. Азат не успел их заметить. Он почувствовал тупой удар по голове и рухнул на землю. Где-то закричала Феруза. Азат успел заметить бритые головы, когда следущий удар ослепил его. Он пришел в себя от того, что его тормошили.
- Смотри, паскуда, смотри, мразь! – прошипели над ухом.
В луже крови валялась Феруза, маленькая дочь в сторонке билась в руках трёх подонков. Один из них навалился на нее, и она затихла.
- Маленький гадёныш под тачкой! Сейчас и его вытащим!
- Папа, папочка! – сынишка протягивал к нему ручонки, в глазёнках сквозил ужас, - Папочка, спаси меня, умоляю! Не бросай меня, папочка!
Азат дернулся, но остался на земле, его крепко держали за волосы. Говорить он не мог, не чувствовал челюсти, в ушах стоял крик сына.
Они пинали его по очереди. Даже когда он затих, один всё еще не унимался.
Из ротика стекала струйка крови, глазки застыли в недоумении и немом вопросе «за что?», Азату казалось, что он всё еще с мольбой и укором глядит на него. Он застонал.
- Ладно, сваливаем.
- Россия – для русских, гнида!
Азат опять почувствовал тупой удар и потерял сознание.

Он чудом выжил. Ходить он никогда не сможет, но речь восстановилась.
Он сидел перед прокурором.
- Пойми ты, это – подонки, звери! Они прикрываются скинхедами, у тебя на глазах насиловали дочь и убивали сына! Подпиши бумагу, мы уже давно за ними охотимся, отомсти за семью!
- Они только дети…
- Дети! Они – звери, нелюди! Таких отстреливать надо! Что ты за отец такой! Это ведь ты рыдал там от бессилия, так сейчас у тебя есть возможность отдать их в руки правосудия!
Азат закрыл глаза, пытаясь сдержать крик, отчаяние и боль при воспоминаниях о том страшном вечере.
- Правосудие оправдало их.
- Там ведь все купленные! Подай аппеляцию, и рассмотрим дело в высшей инстанции. Эти гады получат сполна, я тебе обещаю!
- Я не судья им.
- А кто? Кто судья им? Бог? Это Бог вложил в их руки биты, Бог заставил тебя смотреть на бойню тех, кого ты любил больше всех на свете? Сделай это хотя бы ради других детей, других семей! Сколько жизней они еще унесут!
- Хорошо. Я подпишу. Но в суде я попрошу сделать скидку на то, что они – всего лишь дети…
- Чудак ты человек. А! – махнул рукой прокурор, - Давай, покурим на дорожку.

Прокурор не понимал Азата. А ему были ясны намерения скинов, была понятна и их жестокость. Откуда? Азат и сам себя не понимал, но где-то в глубине своего сердца точно знал, что поступает правильно.