Сандалии с носками, майки в сеточку и шорты-мини: почему русские не умеют раздеваться летом?

о новой русской гоп-сексуальности и ее влиянии на мировую моду.

Павел Лобков, обозреватель «Коммерсанта» Евгения Милова, журналист Арина Холина и директор агентства Fashion Consulting Group Анна Лебсак-Клейманс о новой русской гоп-сексуальности и ее влиянии на мировую моду.

В Москве сегодня было 30 градусов жары. И это меня оправдывает. Итак: майка-алкоголичка, сандалии, обутые на носки, шорты, скажем так, экстремальной длины. Почему-то каждый год, когда начинается предсказуемая жара, стильные обозревательницы в своих хипстерских изданиях разражаются бурей возмущения: русские мужики не умеют одеваться, сначала накачайся, а потом раздевайся.

Какое они имеют право, собственно указывать русскому человеку? Россия не Европа, Крым наш, мы не боимся санкций Евросоюза, неужели вас испугаемся?

Вот характерный пример: колонка в прежде дружественном мне журнале The Village.

«В этом году короткие шорты на мужчинах стали как-то совсем уже печально-обыденной картиной. Вашей подруге это нравится? Все ваши друзья их носят? Ваша мама говорит, что они вам идут? Не поддавайтесь на провокации. То, что люди не смотрят на вас косо, когда вы хлюпаете вьетнамками в городе, не даёт вам права носить их со спокойной совестью».

Отдельные агенты одежного империализма  смеют навязывать нам, и так забитым западной пропагандой патриотам русского фешна, какие-то грани приличия. Это, дескать, слишком гей, это еще слишком гей, а вот это сельский шик.

Во-первых, геи здесь вообще не при чем. Укорачивание облегающих  спортивных шорт выше  ватерлинии имеет совсем другие причины. Если в метро вы увидите сидящую напротив девушку или юношу с нечаянно показавшимися органами репродукции, то это никакой не одиночный гей-пикет, а реализация демографического нацпроекта, о котором говорил сам президент.

Вообще, если заметили, нагота всегда была в чести у режимов, которые боготворили размножение и готовились к войнам. Журнал Vogue явно был бы недоволен, а товарищу Сталину спортивки нравятся.

https://

Такой вполне мог бы сидеть под пылящим тополем в Бибирево и попивать крепленое пиво в 2014-м – или перед телевизором, показывающим Киселева. Попытки Дениса Симачева и рэпера Сявы воскресить эстетику поселка городского типа нечерноземной зоны были от головы, поэтому искусственны. Россия была еще вполне Европа, самым резким движением на международной арене была мюнхенская речь Путина – поэтому не прижилось.

А теперь какими жалкими выглядят попытки навязать нашему русскому телу и православной душе эту вот многополярность — декадентствующие модники должны понять, что это наша русская идентичность, и ей надо гордиться. Семечки, пивной животик, майка-сеточка, розовые розы во «Вконтактике», шорты, обнажающие могучие репродуктивные способности народа, нестриженые подмышки, подчеркивающие единство с предками, которые без всяких дезодорантов ни пяди назад.

Так что да здравствует новая национальная идея: патриотическая Россия должна быть модной!

Лобков: Каждые два или три года такая закономерность – как только жара, мужики и девушки начинают раздеваться, шорты приобретают… практически они исчезают, майки в какие-то лямочки, и над этим всем обязательно издевается «Сноб», The Village, Tatler.

Милова: Они все доиздевались себе на голову, и теперь в итоге … сначала ультракороткие шорты пришли на подиумы. Затем на подиумы вышли какие-то майки, которые выглядят так, как будто их купили в «Пятерочке» за 50 рублей.  А потом супер удобная обувь, а именно сандалии с носками мы увидели недавно на известных законодательницах моды – на сестрах Олсен. В каких фильмах они снимались, уже никто не помнит, зато в деле фэшн они в бешенном авторитете.

Лобков: Может быть, это такая история, как в свое время была со Славой Зайцевым, «казаками», Ив Сен Лоран тогда. Кто ввел сапоги-казаки?

Холина: Ковбои, потому что «казаки» – это история, которая не заканчивается, как кроссовки, они всегда есть в моде.

Лобков: Может быть, это и центральной России, благодаря соцсетям, благодаря бесчисленному количеству фотографий гопников, может, родился новый стиль? И таким образом, Россия вложила свою лепту?

Холина: «Казаки» возникли из ковбойских фильмов.

Милова: А сандалии на носки - тут первым выступил Марк Джейкобс несколько сезонов назад, когда в витринах модного дома Louis Vuitton, с которым он тогда еще сотрудничал, появились такие сандалики на носочки. Но это был привет тем платежеспособным гикам из Силиконовой и Кремниевой долины, а вовсе не ростовским пацанам.

Лобков: В Лондоне же тоже есть пацаны, они активно о себе заявили два года назад, когда переворачивали мусорницы и сжигали автомобили. Вот эти футбольные фанаты, эти люди левой ориентации, которые вдруг всплыли на политическую сцену везде, эти ополченцы, полутеррористы, полукриминальные элементы.

Холина: Футбольные фанаты и террористы – это одна группа или как?

Лобков: Я имею в виду, что они одеты и ведут себя одинаково.

Холина: Они не совсем ведут себя одинаково, если ты говоришь о чавах английских, у них есть определенный стиль, девушки в коротком леопардовом, молодые люди в тренировочных. И они чуть не погубили бренд Burberry, когда они начали носить поддельные кепки с фирменной клеткой. В итоге, когда все гопники носят Burberry как бы, то Burberry пришлось немножко выходить из узкого круга плащей и расширять ассортимент, чтобы было понятно, что это настоящее, а это - футбольные фанаты.

Лобков: А вы видите некий симптом в том, что русский мужик начал активно в городе развиваться в последнее время, обнажая не самые свои привлекательные части, потому что пивные животики у нас такие?

Лебсак-Клейманс: Это не русский мужик. Можно говорить о том, что все это десятилетие, фактически 14-летие, есть такой социальный тренд, который называется мансипация. То есть это обратная реакция на эмансипацию. Поскольку в прошлом веке женщины себя освободили от социальных стандартов, стереотипов, норм, можно носить и короткие юбки, и длинные платья, быть карьеристками, домохозяйками, а мужчины с чем вошли в прошлый век, в этом же деловом костюме и вышли, какие жабо они себе не вернули течение века, и никакие килты тоже фактически в прошлом веке не появились. Все, что сейчас происходит, - это результат многолетнего тренда, который называется мансипация, то есть освобождение мужчин от социальных стереотипов, что мужчина только такой, это правильно…

Лобков: У него здесь кубики, у него здесь бицепсы, а если он не такой, то он не имеет права раздеваться.

Лебсак-Клейманс: То он вроде бы как нетрадиционный мужчина, вроде бы как с ним что-то не то. Вроде бы как он маргинальный либо недомаргинальный, какая-то ячейка генетически оказалась пустой. Если век начался с метросексуализма, когда мужчины начали ухаживать за собой, мы помним Дэвида Бекхэма, который красил ногти.

Лобков: Я знаю одного первого вице-премьера, который до сих пор так красит ногти, что у него отсвечивает.

Милова: Мне кажется, то, о чем вы говорите, это некий идеальный мир, а те мужчины в сандалиях в носках и в майках-сетках, которых мы видим на улице Москвы, они, к сожалению, никогда не были в костюмах.

Холина: На свадьбу.

Милова: В лучшем случае и на выпускном, может быть.

Лебсак-Клейманс: У нас есть два типа мужчин, есть мужчины от Givenchy носках и слипах, и есть мужчины с «Черкизона» в тех же носках и слипах.

Холина: Мне кажется, сейчас прекрасное время, когда люди одеваются по принципу «я так хочу». Сейчас нет определенных канонов, веяний, что в ближайшие пять лет все носят длинное или зеленое. И мода вдруг стала игрой, мода стала шуткой. Это забавно. Как раз такой европейский тренд – носки под биркенштоки.

Лобков: Биркенштоки – это что?

Холина: Это шлепки.

Лобков: Типа сланцев?

Милова: Только более удобные.

Холина: Когда в России особенно ругают мужчин в шортах летом, а что носить летом? Летом нужно носить пуховики, куртки, пальто? Для меня это сразу же отсыл к советскому времени, когда ты не мог надеть ничего. Если женщина одевала шорты в летнее время, люди в метро плевались, говорили: «О Боже, это так неприлично, это так ужасно». Мне кажется, что люди свободны одеваться так, как они хотят.

Лобков: Есть теория, что при закрепощении общества люди начинают одеваться, а при раскрепощении - раздеваться. В эпоху хиппи люди носили абсолютное тряпье, которое потом стало фэшн, джинсы клеш.

Холина: Ты знаешь, что в Барселоне буквально до последнего года был закон, который разрешает ходить людям голыми. Там было прописано, что никакая полиция не имеет право его остановить. Все изумленные туристы, кто не падал в обморок, они снимали людей на велосипедах. Сейчас, спасибо большое туристам, что этот закон убрали, потому что какие-то обморочные мамаши испугались: «Ну как же голые мужики?». Я считаю, что нужно было в Турцию ездить тогда, если они так пугались. В этом есть свобода. Вот хочет человек идти голый - и идет.

Лебсак-Клейманс: Тут есть две стороны у этой темы – это бывшая безвкусица носки в сандалиях и шорты, которая на сегодняшний день заявлена как самый элитарный вкус, это тема №1. С другой стороны, есть эта тема, о которой вы говорите, что люди стремятся раздеваться, насколько мужчине пристало раскрывать декольте, демонстрировать свою сексуальность. Это две разные темы. Есть действительно такой тренд упрощения функционализма. Его соотносят с началом 90-х годов, со стилистикой, которую принес Кельвин Кляйн, когда не просто минимализм неудобный и жесткий, а минимализм функциональный. Это другой тип минимализма. Это второй виток минимализма.

Лобков: Если говорить о социальной подоплеке всего этого дела, существует некая цензура эстетическая, которая фэшн-дизайнерами и главными редакторами жестко соблюдается. Если у тебя плохое тело, ты не имеешь права раздеваться. Над чем сейчас смеются модные колумнисты: «Вот опять вышло солнышко, и вы все свои пивные животы и «уши»…

Милова: Капкейки так называемые. Это когда у девушки узкие джинсы, а сама она не такая узкая, и она как тесто. Что касается этих мужчин, я могу оказаться неправа, может, это мужчины, воспитанные бабушками и мамами. Это мужчины, которые росли без большого участия мужчины, потому что у нас носочки, чтобы ножки не пачкались, маечка в сеточку, потому что вроде и тело дышит, и при этом ты не голый, потому что голым неприлично ходить. А еще главное, чтобы ты хорошо кушал, и от этого у тебя животик, а в спортзал лучше не ходи, а то перенапряжешься.

Лобков: Сейчас в спортзал, не дай Бог не пойди - тебя на работу не возьмут.

Холина: Это у вас на «Дожде» так?

Милова: Мы сейчас увидели вас в майке и обратили внимание на бицепс. Конечно.

Лебсак-Клейманс: Очень несправедливо о русских так говорить, потому что люмпенизированные слои в любой культуре одеваются странно. Любые люди с низким образованием и низким уровнем дохода, как они одеваются в Лондоне…

Лобков: Как одеваются в одной из самых богатых, я имею в виду по тратам на душу население стран, Финляндия, это ужас. Зайди в любой финский магазин…

Холина: Не надо. Ничего там не ужас, между прочим.

Лобков: Вечно серый болоневый ужас.

Холина: Это ты давно не был в Финляндии.

Лебсак-Клейманс: Поэтому изгаляться над людьми, у которых низкий уровень дохода и ограниченные возможности где-то в воспитании, мне кажется, это не очень справедливо.

Лобков: Мне понравилась ваша мысль, Женя, что это связано с тем, что мужчины инфантильны.

Милова: Ну да.

Лобков: Поэтому они раздеваются. Это их рывок к свободе, рывочек. На пляж поехал в Турцию, а теперь в Крым – у него такой рывочек.

Лебсак-Клейманс: Вопрос – почему мода обратилась к этим носкам.

Холина: А что вы так к этим носками привязались, как будто это что-то непристойное?

Лебсак-Клейманс: Что случилось с модой, что мода начинает обращаться именно к этим культурам, грубо говоря, социальных низов, и поднимать их и культивировать.

Холина: Это нарушение канонов с определенной иронией. Мы живем в какой-то парадигме, мы уверены, что красный – это красиво, зеленый – это некрасиво, но это же все условности. Начинается процесс – и через три года все носят зеленый, восхищаются и ненавидят красный. Здесь то же самое.

Лобков: Это все фэшн-индустрия.

Холина: Даже не фэшн-индустрия, это  особенность нашего сознания, что у нас ограниченный выбор, какое-то количество вариантов, которое заканчивается. Значит, переходим к носкам и сандалиям. И это становится эстетической нормой. Почему нет? Надо быть более открытыми.

Лобков: Есть целые сайты, посвященные корточкам. У меня есть объяснение, они политизированное, что в каждой семье у нас есть знакомые уголовники…

Холина: У меня нет, правда.

Милова: Предположу, что ты и на корточках не сидишь, когда пьешь пиво на улице.

Лобков: С другой стороны, это влияние Кавказа.

Холина: С Востока.

Лобков: На Востоке, в Узбекистане принято сидеть на берегу Арыка. Я видел, как это происходит, у нас – семечки, у них – насвай. Они сидят на корточках, о чем-то разговаривают. С наплывом масс с Востока, наши научились тоже сидеть на корточках.

Холина: Ты знаешь, я горжусь этими людьми. Бывает ситуация, что ты стоишь в аэропорту, твой рейс задерживают, и ты думаешь, как тебе уже распластаться или тебе нужно порыться в сумке, сидеть на корточках - это дико трудно. У меня, например, начинают болеть ноги после 20 секунд. То, что люди могут провести так пару часов, для меня это высший пилотаж.

Лобков: У вас версия, откуда, почему так много сайтов? Целый букет сайтов, посвященных славянским корточкам.

Милова: Они, наверное, попробовали как Арина, поняли, что 20 секунд – и дальше болят ноги, восхитились мужеством наших ребят и решили, что это нужно в массы.

Лебсак-Клейманс: Во-первых, корни российской культуры идут от Византии. У нас очень много заимствовано из восточных и азиатских культур. А если вспомнить все 70 лет Советского союза, когда культуры перемешались, с моей точки зрения, это никак не связано с тюрьмой, я связано с нашими связями с Азией. Точно так же, как многие привычки, самая вкусная еда для меня, например, это кавказская еда, хотя во мне ничего кавказского нет. Это просто с детства, это вкус, знакомый с детства. Эти корточки естественным образом вошли вместе с культурой.

Лобков: Просто всегда интересно зафиксировать, что есть, но и понять, откуда ноги растут.

Милова: Мало скамеек.

Холина: Мне кажется, что это современная версия. Задницей садиться в какую-то дрянь не хочется, вот они сидят и едят семечки.

Лебсак-Клейманс: А какая ваша версия?

Лобков: Моя версия – тюрьма.

Милова: Там особенно нет скамеек.

Холина: Есть еще такие унитазы, на которых можно сидеть только на корточках.

Лобков: Да, это просто дырка в полу. Вообще влияние провинции, гопников, чавов на высокую моду увеличивается с годами или нет?

Лебсак-Клейманс: Есть влияние улицы, когда наблюдают за реальными людьми. Один лондонский стилист через Google собрала фотографии людей со всех точек мира и проанализировала обычную моду, как одеваются обычные люди с обычных улиц. И оттуда и родилось новое направление упрощенной функциональной, повседневной моды, где я сам говорю за себя, а не мой браслет или не мои модные очки. Я – это я, а то, что на мне надето, - это просто функция.

Лобков: Здесь тоже русоцентризм. На корточках сидеть – в этом ничего страшного нет, но если вдруг датоги станут центром своего однополярного мира с их особенностями, что они вставляют чайные чашки и блюдца.

Холина: Уже же есть такой пирсинг.

Лобков: Но это широко не пошло, да?

Холина: Лет 10 назад был такой прекрасный, восхитительный журнал Face, сейчас его заменил журнал ID, тогда это был журнал о другой моде. И там была большая подборка, я листала эти фотографии, и не могла сначала понять – это серьезно, это настоящая съемка, это постановочная съемка. То, что мы называем гопниками, причем какие-то были из школы, какие-то из домов культуры. Почему так важен другой взгляд? Мы привыкли видеть это и ассоциировать с какой-то грязью, с хамством, агрессией. А когда ты видишь картинку прекрасно сфотографированную, с выделенными цветами определенными, я смотрела и не могла понять, что я вижу. В смысле это было красиво.

Лобков: Меня, например, гопник на улице Москвы раздражает меньше, чем на набережной Неаполя мужик, который идет вечером в 25 градусов, там море, там парит, а на нем многоцветная рубашка, причем это такое, что никогда не помнется, и галстук  размером с приличного осетра, примерно такого же цвета и такого же веса.

Холина: Ты говоришь об очень специфической культуре. Северная Италия для итальянцев даже – это другой мир. Это мафия, это гангстерство, совершенно другие люди.

Лебсак-Клейманс: Культура гопников – это культура Бронкса, рэперы.

Лобков: То есть культура гопника – это культура демократии на самом деле?

Милова: То, что к нам пришел этот нормкор, одна из ветвей, почему это может быть, я считаю, что граждане Китая, может, заработали много денег и способны покупать теперь в Китае. Не только шить нам супердешевые футболки, но уже ты поднялся снизу наверх, кто-то пошел и купил себе золотой Maserati. Сейчас же в Китае количество миллиардеров увеличивается.

Лобков: Но китайский турист, когда приезжает сюда, он ужасен. Это, как правило, брюки не по размеру и сверху какая-то рубашка жеванная.

Холина: Мне кажется, китайцы восхитительно, потрясающе одеваются. Дешевые вещи, которые они шили для себя, у них есть масса марок, о которых мы не знаем.

Лебсак-Клейманс: Из первоисточников я знаю, что сейчас все итальянские дома, все свои размерные линейки, крой переделали на китайские антропометрические особенности. И вообще все бутики, вся Европа создает высокую моду, причем высокую рафинированную моду именно под китайцев.

Лобков: Боже мой, нам грозит еще один гигантский контракт на 30 лет!

Лебсак-Клейманс: Китайцы на данный момент в стадии образовательной.

Лобков: То есть, как мы были в начале 90-х.

Лебсак-Клейманс: Как мы были в конце 90-х, и они очень быстро пройдут эту фазу. Я была на Неделе моды в Китае, они скупили всех лучших европейских преподавателей в свои фэшн-школы. На данный момент очень сильные преподаватели преподают там. Не надо ждать из Китая уродливого чего-то, мы что-то другое получим, но это будет что-то очень интересное.

Лобков: Женя, от наших кемеровских и ростовских парней мировая мода получит что-то, как вы считаете?

Милова: Я не знаю про кемеровских и ростовских парней, потому что вряд ли там обнаружат крайне неразведанные алмазные шахты или какие-то залежи алмазов. Что-то я сомневаюсь. Я могу сказать в защиту наших парней, я недавно разговаривала со специалистом в этом деле, он сказал, что если бы не русские, то яхтенный дизайн продолжал бы существовать в рамках понятий таких хороших американских и британских мальчиков, когда яхта – это что-то простое, понятное, деревянное, она может быть чуть побольше, чуть поменьше. Но в целом яхта – это вот так. А потом пришли русские ребята и сказали: «Нет, мы хотим вообще другое».

Лобков: Яхта – это малый десантный корабль просто для отдыха.

Милова: Таким образом, в итоге и американские, и британские мальчики из хороших семей тоже врубились, что вообще яхту может сделать Старк или кто-то еще. И яхта – это не только деревянный пол, а еще у меня тут золотые пуговки на кителе.

Лобков: Является ли эта неспособность себя красиво подать летом на пляже свидетельством отсутствия у мужика какого-то креативного начала, что ли?

Холина: Я, наоборот, пропагандирую то, что человек волен делать со своим телом то, что ему угодно. И эти глянцевые стандарты – это очень плохое отношение, что к женщине, что к мужчине. Если честно, мне чужие тела на улице, как бы они ни выглядели, жить совершенно мне не мешают. Это же не значит, что я должна каждое тело пощупать или вступить в какую-то связь. У человека лишний вес, ну и ради Бога.

Лобков: А в метро еще и предоставляется возможность понюхать, прошу прощения.

Холина: Люди стали больше пользоваться дезодорантами, скажу тебе  как человек, который ездит в метро. Сейчас за последние года полтора я вижу четко, что в России люди стали очень хорошо одеваться. Я очень много езжу, очень много живу за границей, когда ты сравниваешь, я не могу сказать, что Россия на вершине пирамиды, но люди все очень пристойно одеты. Может, недостаточно ярко, нет какого-то безумия, но мне не к чему придраться. А если у кого-то торчит жир над  джинсами, ну и ради Бога. Что мне от этого?

Лобков: Торчит.

Холина: И пусть торчит.

Лобков: Нужно просто придумать антистероидную идеологию, по которой это будет модно.

Милова: Не за горами. Стоит людей любить хотя бы за то, что они дают нам повод позлословить над ними и, тем самым, разнообразить нашу беседу о погоде или о чем-то еще. Никогда не забуду, как по некому делу я летом приехала в Люберцы, у меня не было никаких стереотипов относительно Люберец, по крайней мере, я старательно их от себя гнала. Гоню я их от себя, гоню, стою в пробке, и мимо меня идет нимфа, довольно полная девица, белый день, то есть она не на дискотеку собиралась. На ней были прекрасные в пайетках шорты, красные сандалии-гладиаторы, между этим и этим не было ничего, кроме целлюлита, розовая майка. Она при этом чувствовала себя явно богиней. Мое путешествие в Люберцы по моему страшно важному делу не было таким веселым, она буквально сделала мой день свой красотой и тем, с каким она достоинством шла, она несла себя навстречу этому миру. Это было очень круто.

Лобков: А откуда рождаются стереотипы, что русские характеризуются пристрастием к укропу?

Холина: Это не стереотипы, это просто… А, знаешь, какие есть стереотипы есть в Финляндии. Казалось бы, это очень рядом, они очень связаны с Россией в разных аспектах. В ресторане, причем с традиционной какой-то едой, есть, оказывается, типичное русское блюдо – соленые огурцы, сметана, мед. Откуда? Вот так и происходит.

Лебсак-Клейманс: Про стереотипы, смотрите, сколько раз вы в течение этой программы вы говорили про ужасных уродливых российских мужиков с пивными  животами. У меня совершенно другой взгляд на российских мужиков. Более того, Россия по ожирению вообще не входит ни в 10, ни в 20 стран. Самыми жирными странами являются…

Лобков: Америка, Англия и Израиль.

Лебсак-Клейманс: Англичане, самые жирненькие мужчины на пляжах, самые некрасивенькие коротконогенькие и непривлекательные мужчины, судя по статистике жирности, это американцы, канадцы, англичане и латиноамериканцы.

Холина: Русские реально не толстые.

Лебсак-Клейманс: Так откуда взялся этот «укропный миф» про ужасного русского мужчину, когда наш эталон – это Добрыня Никитич?

Лобков: Мало того, что он напился пивом, мало того, что он сидит на корточках, в носках и сандалиях, он в себя запихивает огромное количество укропа. И это ведь все работает на имидж России, который сейчас встает с тех самых колен, на которые нас пытаются посадить, вот те самые люди, которые изображают нас на корточках. Это ведь и есть Россия, встающая с колен, еще не совсем встала.

Милова: Витамины, которые содержатся в укропе, помогут нам встать быстрее.

Лобков: Как вы считаете, сейчас происходит сексуальная революция или она уже произошла? Несмотря на то, что мы с вами живем в медийном мире, вот эти запретительные законы против геев, не показывать что-то малолетним, 18+ и так далее. То, что мы видим, это раздевание, не является ли это стихийным протестом общества? Связано ли это с политикой каким-то образом?

Милова: Рано еще, надо подождать чуть-чуть.

Холина: Сексуальной революции в России не будет, и это не хорошо, не плохо, просто другой этап развития. Мы после того, как исчез СССР, мы получили огромную базу данных. У нас не было такого, что знаменитые сексологи, про жизни которых сейчас снят сериал, Мастерс и Джонсон, которые одни из первых после Кинси исследовали сексуальность человека. Это было все со страшными скандалами, с религиозным порицанием, с запретами, с невозможностью найти на это деньги. Люди прошли очень много таких этапов, знаменитые бунты в Нью-Йорке гомосексуальные, когда геи со всеми подручными средствами, которые были, отбивались от полиции. Это заняло несколько дней. Все, у нас момент прошел, мы получили огромную базу. Страна сейчас находится в стадии некого образования сексуального.

Лебсак-Клейманс: Есть еще другая особенность, почему наша почва не очень подходит для сексуальных революций.

Лобков: Холодно очень?

Лебсак-Клейманс: Это, кстати, один из важных факторов. Сама по себе религия, наша религия, наша культурная основа, на которой мы строимся, тоже к этому не располагает.

Холина: Можно вопрос – а протестантизм располагает?

Лобков: Тоже нет.

Милова: Что я недавно заметила, я люблю мини, условно говоря, 3-4 года назад не то чтобы была такая проблема, что негде мини не купить, по крайней мере, вещи такой длины были в магазинах, если специально не задаваться этой целью, существенно меньше, чем в этом году. Не знаю, кому как, а мне приятно.

http://tvrain.ru/articles/lobkov_sandalii_...

Комментарий на пять звезд.

А у меня вот такой случай был в центре Милана, в одном аутлете: тучный краснолицый российский турист выходит из примерочной в одних трусах и сланцах, подходит к продавцу и говорит:"Майку эту - No, маленькая, а штаны возьму..." Увидев окаменевшее лицо продавца, его спутница "интеллигентно" замечает:

"Петь, ну че ты тут титьками то своими трясешь?"

Занавес...

Рада, что для вас это уже более редкость, чем для меня;  оное зрелище в моём городе -это север РОссии- чуть более, чем полностью является нормой. Калбуки 15 cм фирмы Центро (помните ещё такую?}+колготаны в сетку+ юбка младшей сестры- это вообще вери секси. 

Ахахахахаха до слез!!! А вы - прекрасный автор!!! Браво! Давно так не смеялась 

телепортировались из Турции.