Случился у супостата нашего, американского президента Барака Обамы, день рождения. И поздравили его в России с праздником, как сумели. Так, как это теперь принято: не столько оппонента задев, сколько себя показав. Породив в наблюдателях одновременно и брезгливость, и сострадание.
Утром напротив посольства США повесили плакат. Вернее, три плаката. На одном – Обама уши себе затыкает, на другом – рот ладошкой прикрывает, на третьем – глаза. Отсылка вроде бы очевидная: всем знакомы эти сувенирные фигурки. Три обезьянки: «ничего не вижу», «ничего не слышу», «ничего никому не скажу».
Но креативные борцы-пропагандисты, обоснованно сомневаясь в способности целевой аудитории считывать даже такие, не особенно тонкие намеки, останавливаться не стали. И вечером устроили целое лазерное шоу на стене дома, расположенного ровно напротив посольства. Зеленые контуры: Обама и банан. Банан Обаме входит в рот. И выходит. И снова входит.
Тут, конечно, бездны. Все сразу – и примитивный расизм, до которого скатывается наше антифашистское государство, и вкус, и ум, и уместность действа. И даже странные для страны, победившей в долгой, изматывающей борьбе остатки гомосексуализма, комплексы.
Но я, читая о творческой акции юных борцов с американским засильем, вспомнил один примечательный диалог. О чем ведь, собственно, речь? Во времена сурковские подростков из движения «Наши» наряжали на Селигере в костюмы гигантских овощей и заставляли плясать. Овощи кончились, остались какие-то огрызки, вот и творят эти огрызки, что умеют. Но в газетах – сразу в нескольких газетах споткнулся я о заголовок «Московские студенты подготовили подарок на день рождения Барака Обамы».
Вы, конечно, тоже помните этот эпизод из «Собачьего сердца», разговор Преображенского с Борменталем:
– Тем более не пойду на это, – задумчиво возразил Филипп Филиппович, останавливаясь и озираясь на стеклянный шкаф.
– Да почему?
– Потому что вы-то ведь не величина мирового значения?
– Где уж...
– Ну вот-с. А бросать коллегу в случае катастрофы, самому же выскочить на мировом значении, простите... Я – московский студент, а не Шариков.
Я, слава богу, тоже себя «величиной мирового значения» никогда не ощущал, но вот это «Я – московский студент» было для меня важным и часто останавливало от соблазна сделать что-нибудь такое, чем потом гордиться не придется. Не всегда, но часто. Я – московский студент, а не Шариков. Тоже, знаете, чему-то учился.
А теперь в государственном новоязе кривляются и скачут, позоря страну мою и меня заодно, уже не «активисты молодежных движений», как бывало раньше, но именно – «московские студенты».
