Читатель может подумать, что я совсем уже забросил итальянский язык, и самую приятную часть его изучения — песни. Не тут-то было.
Для разнообразия сегодня возьмём песню отечественного производства. Написал её в 1924 году в Москве композитор Борис Фомин, на словаКонстантина Подревского. Однако в СССР, вскоре после первого исполнения Тамарой Церетели, она была запрещена как антисоветская и контрреволюционная (композитор Фомин как-то пережил, а поэта Подревского довольно быстро и успешно к 1930 году затравили). Зато в русских эмигрантских кругах, в исполнении Александра Вертинского, она получила огромную популярность — там, как и в СССР, глубоко прочувствовали её антисоветскую и контрреволюционную сущность. Речь, конечно же, о романсе «Дорогой длинною».
В послевоенные годы тот же самый Вертинский, возвратившись в СССР, сумел вернуть эту песню в советский репертуар. Видимо, к тому моменту в стране уже успели расстрелять предыдущее поколение цензоров, а у молодой их поросли не было такого однозначного отношения к любой ностальгической интонации как к проявлению ползучей контрреволюции. Тем более, что в самом тексте Подревского ничего такого откровенно антисоветского нет — одна печаль о невозвратно ушедшем веселье юности. Прямого отношения к октябрьскому перевороту эта эмоция не имеет, и хорошо понятна даже жителям тех стран, где власть в XX веке сколько-нибудь ощутимо не менялась.
Американский профессор архитектуры и драматург Юджин Раскин, родившийся в 1909 году в Бронксе, знал этот романс с детских лет. Поскольку в свободное от архитектуры и писательства время он с женой Франческой имел привычку разъезжать по миру с концертами самодеятельной песни, то однажды его посетила светлая мысль перевести стихи Подревского на английский и включить романс в репертуар семейного дуэта. Так родился шлягер Those Were The Days, исполнением которого супруги Раскины заканчивали каждый свой концерт в лондонском клубе Blue Angel, куда они ежегодно приезжали на гастроли. В числе слушателей однажды оказался Пол МакКартни; это было в те самые дни, когда у Битлз уже образовался свой лейбл звукозаписи Apple Records, и обсуждались планы записывать на нём не только собственные песни ливерпульской четвёрки.
Услышав романс Фомина на стихи Раскина, Пол МакКартни немедленно приобрёл на него права, и вскоре на лейбле Apple Records вышлаверсия Those Were the Days в исполнении 18-летней валлийской вокалистки Мэри Хопкин (которая незадолго до этого засветилась в телешоу для юных дарований, ставшем прообразом всяких позднейших «Фабрик»). И для Хопкин, и для Apple Records сингл с романсом Фомина стал дебютным, но успех оказался ошеломляющим. В Великобритании и Канаде песня сразу же возглавила чарты, в США — застряла на втором месте, не сумев оттуда сдвинуть битловскую же Hey Jude...
Не останавливаясь на достигнутом успехе, МакКартни тут же записал романс в исполнении Хопкин на немецком, испанском, французском иитальянском языках (не торопимся удивляться полиглотству юного дарования: вспомним, что английский тоже не был для неё родным). Потом все эти 4 версии поочерёдно спели Далида и Сэнди Шоу (записавшая также английский вариант). Разные языковые версии возглавили чарты Франции, Германии, Швейцарии, Бельгии, Дании, Финляндии, Швеции, Норвегии, Голландии, Испании и Польши, добрались до второго места в Австрии, Австралии, Новой Зеландии и ЮАР. Только в Италии русский романс не поднялся выше 15-го места в чартах. Хотя, на мой вкус, итальянский вариант текста — самый красивый из всех переводов. И, конечно же, Далида кроет всех остальных исполнительниц, как бык овцу.
.be
ексты, собственно, вот (как видим, по сравнению с английским вариантом Раскина французский и итальянский перевод вышел сокращённым):
| Once upon a time there was a tavern Where we used to raise a glass or two Remember how we laughed away the hours And dreamed of all the great things we could do Those were the days my friend We thought they'd never end We'd sing and dance forever and a day We'd live the life we choose We'd fight and never lose For we were young and sure to have our way. Then the busy years went rushing by us We lost our starry notions on the way If by chance I'd see you in the tavern We'd smile at one another and we'd say Those were the days my friend We thought they'd never end We'd sing and dance forever and a day We'd live the life we choose We'd fight and never lose Those were the days, oh yes those were the days La la la la... Just tonight I stood before the tavern Nothing seemed the way it used to be In the glass I saw a strange reflection Was that lonely woman really me Those were the days my friend We thought they'd never end We'd sing and dance forever and a day We'd live the life we choose We'd fight and never lose Those were the days, oh yes those were the days La la la la... Through the door there came familiar laughter I saw your face and heard you call my name Oh my friend we're older but no wiser For in our hearts the dreams are still the same Those were the days my friend... |
C'era una volta una strada Un buon vento mi porto la giu E se la memoria non m'inganna All'angolo ti prese in tassi tu Quelli erano giorni si Erano giorni e tu Al mondo no, non chiedere di piu Noi ballavamo un po E senza musica Nel nostro cuore C'era molto piu La, la, la... Poi si sa col tempo anche le rose Un matino non fioriscon' piu E cosi andarono le cose Il bunon vento non soffio mai piu Quelli erano giorni si Erano giorni e tu Al mondo no, non chiedere di piu E ripensandoci Mi viene un oro qui E se io canto Questo non vuol dire La, la, la Oggi son' tornata in quella strada Un buon ricordo mi ha portata la Eri insieme a un gruppo di personne E racontavi "cari amici miei" Quelli erano giorni si Erano giorni e tu Al mondo no, non chiedere di piu Noi ballavamo un po E senza musica Di la passava la nostra gioventu La la la... |
Dans une taverne du vieux Londres Ou se retrouvaient des étrangers Nos voix criblées de joie montaient de l'ombre Et nous écoutions nos cœurs chanter C'était le temps des fleurs On ignorait la peur Les lendemains avaient un goût de miel Ton bras prenait mon bras Ta voix suivait ma voix On était jeunes et l'on croyait au ciel Et puis sont venus des jours de brume Avec des bruits étranges et des pleurs Combien j'ai passé de nuits sans lune A chercher la taverne dans mon cœur Tout comme au temps des fleurs Ou l'on vivait sans peur Ou chaque jour avait un goût de miel Ton bras prenait mon bras Ta voix suivait ma voix On était jeunes et l'on croyait au ciel Et ce soir je suis devant la porte De la taverne où tu ne viendras plus Et la chanson que la nuit m'apporte Mon cœur déjà ne la connaît plus C'était le temps des fleurs On ignorait la peur Les lendemains avaient un goût de miel Ton bras prenait mon bras Ta voix suivait ma voix On était jeunes et l'on croyait au ciel |
Понятно, что первыми шестью языками версиями дело не ограничилось — дальше уже подоспели каверы на португальском, иврите, турецком(5 вариантов за один 1968 год), бенгальском, румынском, чешском и, страшно сказать, венгерском. Если порыться в разных дискографиях, можно обнаружить, что процесс создания каверов на эту песню на различных языках не прекращается по сей день.
Удивительно, что из всех версий, которые мне так или иначе понятен, наименее пригоден для изучения как раз прекраснейший русский оригинал несчастного Константина Подревского.
