B ночь с 13 на 14 сентября в 1321 году в итальянском городе Равенна умер один из величайших гениев всей мировой литературы — Данте Алигьери. Он был не только поэтом, но и философом, богословом, а также создателем литературного итальянского языка. Кроме того, Данте был не только величайшим деятелем культуры, но и политики, самым органичным образом соединявшим эти две ипостаси и, честно говоря, не мыслившим одну без другой. В этом смысле для нас Данте — один из редких примеров уникальной личностной целостности, монолитности. Его биография (которая, однако, полна белых пятен), его поступки удивительным образом неразрывно связаны с его творчеством, как философским, так и поэтическим. Поэтому в его философских трактах, поэзии, фактах биографии вполне корректно усматривать и пытаться разгадать одну систему, благодаря которой Данте и смог обрести столь редкую целостность.
Сандро Боттичелли. Данте. 1495
Уильям Блейк. Беатриче беседует с Данте со своей колесницы. 1757
Помните такой короткий анекдот про Вовочку? «Вовочка мечтал стать президентом и стал им»! Эта неумолимость и единение мечты и реальности очень хорошо описывает характер всего жизне-творчества Данте. Он заявил в «Новой Жизни», что воспоет Беатриче так, как не была воспета ни одна женщина? Он осуществил это в «Божественной комедии». Ведь нет в истории мировой культуры более значимого и масштабного воспевания женщины, чем то, которое осуществил Данте. И таким Данте был, или старался быть во всем от поэзии и философии, до реальной жизни и политики. Его творчество не только «греза» — это проект, на осуществление которого его автор страстно работал в реальности, в политике, в культуре, причем мало разделяя эти области. И поэтому, все его произведения, носят взаимодополнительный характер по отношению друг-другу и являются частью одно большого целого.
Итак, Данте невероятно цельная и волевая личность, не делающая особых различий между практикой, поэзией и философией. Что должен был бы сделать любой специалист, который занимается Данте? Он должен был бы, обнаружив эту целостность и монолитность, начать рассматривать основные смысловые точки и потом предъявлять их читателям своих работ и слушателям своих лекций. Однако, по разным причинам, которые тут обсуждать, к сожалению, неуместно, вряд ли мы сможем найти хотя бы одну работу о Данте и его «Божественной комедии», которая бы эти узлы фиксировала, соединяла в непротиворечивую систему и предлагала получившуюся картину на суд читателя. Обнаружив эту «пустоту», я и решил написать эту статью. Она посвящена главному и основополагающему «узлу» системы Данте — его политико-метафизическому идеалу, без выявления которого в творчестве Данте ничего понять нельзя. Теперь я могу преступить к доказательному предъявлению этого идеала.
Данте и Беатриче. Миниатюра XV века
Из письма Данте императору Священной Римской империи Генриху VII Люксембургскому:
«И когда ты, преемник Цезаря и Августа, перешагнув через горные хребты, принес сюда доблестные капитолийские знамена, мы перестали вздыхать, поток наших слез остановился, и над Италией, словно желаннейшее солнце, воссияла новая надежда на лучшее будущее. Многие вместе с Мароном, ликуя, воспевали тогда и царство Сатурна, и возвращение Девы».
Подлинность этого письма, сколь мне известно (а в этих аспектах, касающихся подлинности источников, филологическая наука наиболее щепетильна), не подлежит сомнению. Да и его содержание, общий настрой полностью корреспондирует с произведениями Данте. Итак, Генрих VII является для Данте приемником императора Рима Октавиана Августа, который заказал Вергилию «Энеиду». И именно поэтому, в частности, Беатриче посылает в проводники Данте именно Вергилия. Что же в качестве политико-метафизического идеала жаждет Данте? Он жаждет «царство Сатурна и возвращение Девы». Откуда этот идеал? Это знаменитая четвертая эклога Вергилия. В ней Вергилий пишет:
«Музы Сицилии, петь начинаем важнее предметы!
Заросли милы не всем, не всем тамариск низкорослый.
Лес воспоем, но и лес пусть консула будет достоин.
Круг последний настал по вещанью пророчицы Кумской,
Сызнова ныне времен зачинается строй величавый,
Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.
Снова с высоких небес посылается новое племя.
К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселится
Дева Луцина! Уже Аполлон твой над миром владыка».
Публий Вергилий Марон
Все специалисты по средневековью знают, что мифы, связанные с этими строками Вергилия, согласно которым приход христианства и Христа предсказала Кумская Сивилла, были крайне распространены в Средневековье. Данте, который в своей «Комедии» практически подводит итог всей средневековой эпохе, аккумулирует в своих произведениях практически все влиятельные мифы того времени. Таким образом, ничего удивительного в этих словах Данте нет, кроме того, что либо Кумская Сивилла с ее пророчествами о царстве Сатурна (напомню — это античный бог, который пожирал своих детей), либо христианство. Но я продолжу цитирование и предоставление дальнейших доказательств.
В том же письме Генриху VII Данте сетует на то, что император не торопится завоевывать его «любимую» Флоренцию:
«Но коль скоро некоторым уже кажется, или это подсказывает нам пыл желания либо видимость правды, будто солнце наше остановилось и даже собирается вернуться назад, как бы повинуясь велению новоявленного Иисуса Навина или Амосова сына, мы, пребывая в неопределенности, вынуждены сомневаться и говорить словами Предтечи: «Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?» И хотя подолгу вынашиваемое желание, как правило, в своем неистовстве ставит под сомнение вещи, которые, будучи столь близкими, являются несомненными, мы все-таки верим в тебя и надеемся на тебя, в ком узнаем посланника Божьего, и сына церкви, и поборника римской славы. И недаром я, пишущий от имени своего и других, видел тебя, благосклоннейшего, и слышал тебя, милосерднейшего, который облечен императорской властью, и руки мои коснулись твоих ног, и мои уста воздали им по заслугам. И душа моя возликовала, когда я произнес про себя: «Вот Агнец Божий, вот тот, который берет на себя грех мира».
Гай Юлий Цезарь Октавиан Август.
Jastrow
Обратим внимание на то, что Данте пишет от лица неких «мы». Причем он указывает на то, что он видел императора лично. Кроме того, эти «мы» имеют возможность сомневаться в императоре и уведомляют его об этом, в лице Данте. Каков статус самого Данте и этих «мы» по отношению к императору Священной Римской империи, я предоставляю судить читателю. С уверенностью можно сказать только то, что этот статус далеко не нулевой и что Данте в этом сообществе занимал очень серьезную позицию.
О коренных же жителях Флоренции — фьезолах и самой родине на страницах «Божественной комедии» Данте высказался так:
«Пусть фьезольские твари, как солому,
Пожрут себя, не трогая росток,
Коль в их навозе место есть такому,
Который семя чистое сберег
Тех римлян, что когда-то основались
В гнездилище неправды и тревог».
Как мы видим, Данте и в «Комедии», и в письме императору абсолютно последователен и непротиворечив. Мы и дальше увидим эту монолитность. Главное же — что его по-настоящему интересует только «чистое римское семя».
Томас Коул. Вид на Флоренцию. 1837
Открываем политический трактат «Монархия», ради которого Данте отвлекся от написания «Комедии», которую он начал писать около 1306 года, а закончил только в 1321 году. Отметим также, что, скорее всего, этот трактат он писал именно под правление императора Генриха VII. Дата его написания 1312−1313 годы. В нём мы читаем:
«Ведь если будет показано, что Римская империя существовала по праву, не только будет снята туманная пелена неведения с глаз королей и правителей, захвативших бразды правления и лживо обвиняющих в этом народ римский, но и все смертные признают себя свободными от ига этих узурпаторов».
А Рим почему не «узурпатор»? Данте так отвечает на этот вопрос в той же «Монархии»:
»Итак, я отвечаю на вопрос и говорю, что римский народ по праву, без узурпации, стяжал над всеми смертными власть монарха, именуемую империей. Доказывается это, во-первых, так. Знатнейшему народу подобает занимать первое место по сравнению со всеми прочими; римский народ был знатнейшим, следовательно, ему подобает занимать первое место по сравнению со всеми прочими».
А почему же римский народ знатнейший?
«В правильности предпосылки убеждают свидетельства древних; ведь божественный поэт наш Вергилий во всей «Энеиде» сохраняет свидетельство для вечной памяти, что славный царь Эней был отцом римского народа».
Каупель Антуан. Эней и Ахат появляются перед Дидоной. 1715-1717
То есть «энеевская» идентичность, выписанная Вергилием, является для Данте определяющей. Именно на нее «наверчивается» всё, включая, между прочим, самого Христа. В «Монархии» Данте пишет:
«Я утверждаю, следовательно, что если Римская империя существовала не по праву, Христос, родившись, совершил бы несправедливость».
То есть Христос может родиться только в Римской империи, которая существует по праву. В противном случае сам Христос совершил бы «несправедливость». Тут и во многих других произведениях Данте видна подчиненность Христа и христианства вообще римской, «энеевской» идентичности. Именно она, а не христианство для Данте играет определяющую роль. А одним из центральных узлов для этой идентичности, ее земным идеалом, является «царство Сатурна и пришествие Девы», согласно пророчествам Кумской Сивиллы и Вергилию.
Микеланджело. Кумская сивилла. Фреска из Сикстинской капеллы. XVI век
В «Монархии» по данному поводу мы читаем:
«Кроме того, мир лучше всего устроен, если высшую силу в нём имеет справедливость; вот почему Вергилий, желая похвалить тот век, который, казалось, зарождался в его времена, пел в своих «Буколиках»: Вот уже Дева грядет и с нею Сатурново царство».
И далее, тут же, сам же Данте расшифровывает слова про царство Сатурна и про Деву:
«Ибо Девой именовалась Справедливость, которую именовали также Астреей; Сатурновым же царством называли лучшие времена, которые звались также Золотым веком. Справедливость имеет высшую силу лишь при монархе, следовательно, для наилучшего устройства мира требуется монархия или империя».
Сальваторе Роза. Богиня Правосудия Астрея покидает землю. 1665
В «Комедии» конкретно про царство Сатурна сказано вскользь и не много. Однако об этом «христианском» идеале говорится и там. Когда Данте вместе с Беатриче попадают на планету Сатурн, к ним выдвигается лестница, ведущая к кристальному небу перводвигателя. Вот как описывается этот момент:
«В глубинах мирокружного кристалла,
Который как властитель наречен,
Под чьей державой мертвым зло лежало,
Всю словно золото, где луч зажжен,
Я лестницу увидел восходящей
Так высоко, что взор мой был сражен».
То есть «властитель, под чьей державой мертвым зло лежало» назывался, как и кристалл-планета, — Сатурном. Но в «Комедии» достаточно и других «узлов», которые намертво связывают и это произведение Данте с политической метафизикой Вергилия и всем тем, что за ней стоит. Но о том, что стоит за этой метафизикой, и о других «узлах» — как-нибудь в другой раз.
Франсисико Гойя. Сатурн, пожирающий своего сына (фрагмент). 1819-1823
Итак, подводя некоторый итог, мы можем сказать со всей определенностью следующее. Данте исповедовал политико-метафизический идеал Вергилия: царство Сатурна и новое пришествие Астреи. Он об этом писал чуть ли не во всех своих произведениях. И именно к этому идеалу устремлялась вся его «система» и сам Данте лично. Совместим ли такой идеал с христианством и гуманизмом? Я считаю, что категорически не совместим. Почему Данте более шестисот лет считается и гуманистом и христианином? Пускай на этот вопрос попробуют ответить «специалисты», а я их внимательно и с интересом готов выслушать…
27 сентября 2019 Данила Уськов