Рассматривая в ФБ (лишь-бы-не-работать) фотографии Дмитрия Бавильского 
paslen из Италии (в самом слове «Равенна» столько вечности-и-времени одновременно, столько гула памяти, что, кажется, даже никакого настоящего города не надо, достаточно слова, да и город ли она, - она символ, а то, что она при этом ещё и город – это Господь из неисчерпаемой щедрости своей так устроил), - так вот, рассматривая всё это, вспоминая собственные итальянские опыты, переживаю я стойкое чувство, что в Италии существует прямая, непрерывная и очень короткая – мгновенное замыкание - связь с античными корнями нашего с вами европейского существования. Связь реальная, чувственная, сиюминутная (по мне, она там сильнее даже, чем в Греции, хотя это уж я не понимаю, почему, - из-за веков турецкого владычества над греческой землёй?). Она там простейшая – колористическая, фактурная, ольфакторная, и одновременно там такая плотная спрессованность и интенсивное повседневное присутствие ВСЕХ решительно времён, на этой земле случившихся, настолько явно то, что они там не вытесняют, не отменяют друг друга, а просто накапливаются, прессуются в плотную гудящую цельность, - что вообще непонятно, как тамошние аборигены всё это выдерживают, сохраняя здравый рассудок. Ведь это же всё совершенно неистово. Эта земля – вся, сплошь – живая память, с акцентом одновременно на оба слова, и «память», и «живая». Эта память дышит, расталкивает участников текущей повседневности, присутствует в ней на равных с прочими правах. Она во многом горькая, трудная, и как это ухитряется не отменять разлитой во всём, впитанной во всё гармонии (а сложным образом с нею соработничать) – в голове не укладывается.
Жители этих мест, кажется, с этой своей античностью и средневековостью не церемонятся, не благоговеют перед нею, не сдувают с неё пылинок, - они с нею, в ней живут, как на собственной кухне, приспосабливают её под собственные нужды, - от чего она ни на минуту не перестаёт быть самой собою. Настоящей, глубокой и страшной - и притом совершенно обыденной, как изрезанный поколениями ножей кухонный стол, на котором каждый день готовится хлеб насущный.
«Красота» - лишь одна из форм итальянской интенсивности (притом, что удивительно, - не нарочитой, не избыточной, не надрывной и экстатичной, не напрягающей своего созерцателя, что почти на каждом шагу происходит, например, в старой Праге, в моём возлюбленном, пропитанном тревожностью Амстердаме, - а какой-то очень естественной и человекосоразмерной), хотя из самых значительных её форм.
Я, однако (и в этом нет противоречия), понимаю людей, до безумия, до зависимости и навязчивости влюблённых в Италию. Есть такие внеитальянские типы. Я не из их числа, я просто очень это понимаю.
(Чтобы не таскать чужие фотки) Моя Падуя этого апреля, - там разрывает человека на части (и тут же собирает его в цельность) всё то же, что и в Диминой Равенне:
Чужая Италия
Разместить рекламу на «Италия по-русски»
