Этой планете Умберто Эко поставил ноль
Итальянский классик написал роман о газете «Завтра»
На русском языке вышел «Нулевой номер» Умберто Эко. Его седьмой роман — о журналистах-манипуляторах и Италии накануне скандальной операции «Чистые руки» (1992). Но книга перерастает рамки хроники давно минувших дней.
Ждать, пока Умберто Эко допишет роман о 1990-х, пришлось довольно долго. Он начал работать над «Нулевым номером» сразу после «Острова накануне» (1994), пока не остыли еще впечатления от операции «Чистые руки», в результате которой за решетку отправилась добрая половина политической элиты Италии. К 1993 году на скамье подсудимых оказались 50 тысяч вычищенных из правительственного аппарата мафиози, четыре крупнейшие партии просто исчезли, а законы были наскоро переписаны новой властью. Так закончилась история «Первой республики».
Весьма существенно, что основное действие романа развернулось в 1992 году, накануне громких событий. Однако тогда пародия на производственную драму о журналистах так и не увидела свет. Эко прервался ради романа «Баудолино» (2000), скакнув из современной ему Италии в Европу XII века. К «Нулевому номеру» он вернулся почти 20 лет спустя, подарив роману, таким образом, более универсальное, оторванное от конкретного медиаскандала звучание.
Несостоявшийся писатель Колонна (от его лица и ведется повествование), распрощавшись к 50 годам с амбициями, соглашается на роль штатного литературного негра при газете «Завтра». Целый год он должен делать вид, что вместе со всеми выковывает «образец свободной прессы», который никогда не увидит свет, — по воле анонимного заказчика газета шумно и со скандалом закроется на стадии подготовки пробных нулевых выпусков. На деле его главная задача — аккуратно документировать всё происходящее в редакции и выискивать компромат, чтобы по итогам написать для своего босса роман о маленьком, но гордом задавленном СМИ.
При всех сомнительных характеристиках Колонна оказывается единственным худо-бедно положительным героем среди орды ошалевших в погоне за рейтингами и славой спекулянтов, уверенных, что единственная функция журналиста — грамотно «намекнуть» и «раззадорить» читателя. С одной из коллег у героя завяжется довольно вялый, но в конечном счете спасительный для него роман, а другой — втянет Колонну в свое фантасмагорическое расследование.
Если бы Эко ограничился лишь этой сюжетной линией, у него вышел бы довольно герметичный текст, который не выпирал бы за рамки к месту пересказанного старого анекдота и не скатывался в постмодернистскую заумь.
Газета, состряпанная из вчерашних новостей кучкой несостоявшихся неудачников, — это фарс от начала до конца. Такой могла бы быть карикатура на сериал «The Newsroom», опрокинутый в декорации Италии начала 1990-х и вывернутый наизнанку. Никакой тебе профессиональной этики и острых вопросов — только информационные манипуляции в угоду заказчику:
«Мы знаем прекрасно, газеты на то и существуют.
— На что?
— На то, чтобы не закреплять в общей памяти, а выводить из общей памяти новости».
Однако Эко подселяет в свой рассказ репортера Браггадоччо, который, кажется, перекочевал в новый роман из «Маятника Фуко», и достраивает с его помощью еще один повествовательный слой. Браггадоччо представляет собой классического «одержимца», который похвальное журналистское желание докопаться до сути путает с помешанностью на теории заговора всех против всех: «…всё известное нам до сих пор — ложь. Величайшая дезинформация. Мы прожили в грандиозной лжи все эти последующие двадцать лет, по сегодня».
Расследуя убийство Муссолини, он жонглирует фактами и в результате приходит к парадоксальному выводу, что дуче не погиб в 1945-м от рук партизан, а еще лет 20 жил-не тужил где-то в Аргентине. Именно из истории его сфабрикованной смерти растут чуть ли не все политические заговоры и теракты ХХ века: лютуют террористические группировки; Ватикан тайно покрывает фашистов; спецслужбы готовят триумфальное возвращение Муссолини. В общем, всё, как в «Маятнике Фуко», только на примере послевоенной Италии.
Таким образом, Эко в очередной раз вернулся, пожалуй, к самому важному для него вневременному явлению — сокрушительному влиянию вымысла на реальность и дилетантизму в обращении с историей (в том числе и с современной). Всё это он описал в своих предыдущих романах. «Нулевым номером» он обнажил процесс превращения горстки непроверенных фактов в цельную гипотезу. В его мире — будь то средневековая Европа или Италия в начале 1990-х — самым ценным ресурсом была и остается дезинформация.
Размышляя над подобными вопросами, философ Жан Бодрийяр засомневался: была ли в 1991 году война в Персидском заливе, если вести о ней лились только из репортажей CNN? Эко пошел дальше и заявил, что любая Большая История, если в ней хорошенько покопаться, на поверку оказывается одной из баек, сочиненной в каком-нибудь рядовом журналистском гадюшнике.
В этом смысле его газета «Завтра» ничем не отличается от не раз мелькнувших в его текстах «Протоколов сионских мудрецов» — это та же гениальная фальсификация, только созданная здесь и сейчас.
Неспроста из назначенного главным героем Колонны резонер вышел так себе. Ghost writer не творит историю, не болеет за правду и не разоблачает ушлых манипуляторов от мира медиа. Он просто исполняет заказ. Герой, который мог бы стать чем-то вроде знаменитого пелевинского «креатора», оказался лишь еще одним затасканным частным человеком без свойств, в финале произносящим речь о «спокойном неверии в мир»: «Жизнь вполне переносима, если не требовать слишком много».
Но через него реализовался магистральный для Эко принцип — отсутствие автора, разжевывающего, как оно было на самом деле. Ведь свобода слова — это в первую очередь «свобода от риторики», как писал он в одном из своих текстов, соединившихся в сборнике «Пять эссе на темы этики».
Правда, «Нулевой номер» всё равно оставляет после себя ощущение, что ничего нового в общем-то не произошло: один труп, панорама Милана, целый вагон конспирологических теорий и чересчур уж благостный хеппи-энд в финале, делающий мир лжецов если не уютным, то хотя бы пригодным для жилья. Это не один из тех романов-тяжеловесов, к которым Эко приучил своего читателя. В каком-то смысле он сдержал обещание не писать больше романов после появившегося в 2010 году «Пражского кладбища».
Татьяна СОХАРЕВА — специально для «Новой»
Прямая речь
Умберто ЭКО. Нулевой номер. Пер. с итал. Елены Костюкович. М.: Corpus, 2015
— Милый, ничего. Найдем какую-нибудь страну, где вообще нет секретов. Где все открыто. В Центральной и Южной Америке полно таких стран. Там секреты не прячут.
Там известно, кто входит в наркокартель, кто управляет подрывной бандой. Сидишь в ресторане, входит компания, представляются: вот, это с нами подпольный босс по торговле оружием. Красивый, бритый, надушенный.
Крахмальная белая рубашка навыпуск. Официанты жают???. Командир полицейского расчета кланяется. Ну есть же страны без тайн мадридского двора. Все открыто. Что там полиция коррумпирована — у них прописано чуть ли не в уставе. Что правительство пронизано криминальными элементами — сказано чуть ли не в конституции. Банки живут мытьем грязных денег. А кто перестает завозить в страну грязные деньги, лишается вида на жительство. Убивают, да… Но исключительно свои своих.
Иностранцам пребывание в таких местах не опасно. <…>
— Ты не учитываешь, любовь моя, что даже и наша Италия на глазах становится в точности как те сказочные места, куда тебя потянуло. Если вся страна дружно узнала, а потом дружно забыла все, о чем вчера мы слышали по Би-би-си, значит, мы почти избавились от чувства стыда, да, от чувства стыда. Видела ты, как вчера все выступавшие спокойно соглашались, что да, что они делали то и что делали это, и будто бы ждали награды? Без каких-либо недомолвок, намеков, аллюзий, без барочных выражений, этого наследия Контрреформации. Все аферы освещены яркими бликами дня, в стиле импрессионистов. Коррупция дозволяется. Мафиозы в парламенте. Неплательщики в министерствах, а в тюряге сидят албанцы, карманные воришки. Наши порядочные люди продолжают и продолжат голосовать за мерзавцев, потому что они не верят Би-би-си и даже вообще не смотрят программы вроде вчерашней, а смотрят мусор, им подсовывают в прайм-тайм телевизионные распродажи, снятые коммендатором Вимеркате. Если застреливают кого-нибудь, организуются с помпой государственные похороны…
Мы не станем участвовать в их играх, Майя. Я опять начну переводить с немецкого. Ты вернешься в журнал, читаемый в парикмахерской и в зале ожидания у зубного.
Вечером будем смотреть старые фильмы. По выходным ездить в Орту. К черту все, к черту всех, пошли они все к черту. Надо только запастись терпением. Окончательно сделавшись третьим миром, наша страна превратится в прелестный уголок.
